Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ремень!
Связали Алешу, втащили в комнату. Волокли по полу, Борис матерился, приговаривал:
– Я тебя сейчас казнить буду!
Бросили посреди комнаты. Борис размахнулся ногой и врезал носком по зубам Алеши. Голова Лазарева мотнулась назад. Он что-то хотел выкрикнуть, но только прохрипел и выплюнул на палас вместе с кровью выбитый зуб. Борис снова размахнулся, но хозяин квартиры ухватил его за руку и оттащил от Алеши.
– Погоди!.. Он мне весь палас изгадит…
Борис остановился, тяжело дыша, глядел на Лазарева, который лежал на боку. Из разбитого рта его текла на палас кровь. Руки Лазарева были стянуты так, что малейшее движение причиняло боль. Что делать? – мучился Лазарев. Что они замыслили? Убьют? – мелькнула страшная мысль. Неужели дойдут до этого? А что их удержит?.. Убьют, бросят в мешке в реку, и конец! Никто не знает, что он поехал к Борису. Теперь уж его хватились в лагере. Шадров ругается… А он исчезнет навсегда. И никто не догадается, малейшего подозрения не падет на Бориса. Володин скажет, что он пошел в лес прогуляться и пропал… Алеша снова сплюнул на палас кровь.
Хозяин квартиры подскочил к нему, поднял за волосы голову и подложил под нее газету, чтоб палас не пачкал. Алеша тряхнул головой, дернулся и сполз с газеты.
– Лежи! – пнул его в бок ногой хозяин квартиры, снова подсунул газету под голову и спросил у Бориса: – Кто это?
– Сука одна! Я ему обещал… сам пришел… – Борис взглянул на неподвижно лежавшего Алешу и спросил у него: – На чемпионат мира приехал?.. Сейчас я на тебе покатаюсь! Сейчас я тебя казнить буду! Поломаю руки-ноги, навсегда о велосипеде…
Из коридора донесся звонок, и Борис замолчал. У Алеши с надеждой дрогнуло сердце: может, спасение?
– Ребята, должно быть, – сказал хозяин квартиры и направился из комнаты.
– Сюда никого! – бросил ему вслед Борис и посмотрел на Алешу, подумал: «А что, если он закричит?»
Окинул быстро комнату взглядом, увидел на полу носки, схватил их и затолкал в окровавленный рот Алеши. Испачканную в крови руку вытер о джинсы Лазарева и стал прислушиваться к голосам, доносившимся из коридора. «Что же делать с этим придурком?» – смотрел он на Алешу. Увечить его Борис опасался. Непросто будет откупиться от суда. Дорого встанет. Лазарев этого не стоит. Да и человек он известный. Связи, должно быть, хорошие среди больших людей спорта. Черт их знает, как поведут себя, вдруг вступятся. Можно погореть… Но хотелось сделать что-то такое, чтоб раздавить Алешу, растоптать его душу. Болячки заживут, этим таких придурков, как Егоркин и Лазарев, не сломаешь. Один в клетке, а что с этим делать?.. Из коридора доносились девичьи голоса. Может, и Галя пришла? Ах, вот как можно сделать! – обрадовался Борис мелькнувшей мысли. Он решил овладеть Галей, когда она будет в наркотическом дурмане, на глазах у Алеши. Пусть полюбуется на свою сестричку! Он ведь спасать ее прибежал. Пусть посмотрит, кого он спасать хотел! Какова она стала! Это не сравнить с выбитым зубом! В комнату вернулся хозяин квартиры.
– Девчата с Семкой пришли.
– И Галя?
– Пока нет… Что ты думаешь с ним делать? – кивнул хозяин квартиры на Алешу.
– Давай веревку…
Они подтащили Алешу к батарее и привязали к ней бельевой веревкой. Борис прикинул, что если зажечь бра, то его с Галей хорошо будет видно на софе Алеше, а Галя не заметит брата в полутьме.
2
Всю ночь после суда Анохин писал статью. Писал, переделывал, шлифовал, перепечатывал. До утра просидел на кухне. Завтракал торопясь. Он договорился со знакомым редактором отдела газеты приехать пораньше в редакцию, чтоб зайти к главному. Тот всегда бывал в своем кабинете за час до начала работы. И только в этот час можно было застать его одного.
Главный, Михаил Никанорович, был на вид мужественным человеком. И внешность не обманывала. Он сделал газету одной из самых честных, болеющих за будущее страны, а это сделать было не так просто в те годы. Для Михаила Никаноровича место главного редактора газеты не было очередной ступенькой по лестнице, ведущей наверх. Это было его дело. Он не осторожничал, не опасался, что из-за острой публикации им будут недовольны наверху. Считал важным разговор на страницах газеты о какой-либо проблеме и начинал его. Читатели заметили перемену в настроениях газеты после прихода нового главного, и она быстро стала популярной. Ее ждали, ее искали, ее публикации обсуждали. Дима надеялся, что главный поддержит его.
Михаил Никанорович выслушал Анохина, посмотрел статью, подумал, спросил:
– Вы хорошо знаете Егоркина? Не эмоции ли владеют вами?
– Мы все время твердим: положительный герой, положительный герой! Нам нужны новые Павки Корчагины! А появись сейчас Павка, он быстро окажется за решеткой рядом с Егоркиным… Егоркин не Корчагин, конечно, я их не сравниваю, но для меня он герой нашего времени, положительный герой! Он молодой еще, задиристый, неотшлифованный. Но от нас зависит – сломаем мы его, отшлифуем под обывателя, равнодушного к делам страны, или…
– И это эмоции, – улыбнулся, перебивая, Михаил Никанорович. – Хорошо, печатать это, – он положил руку на статью, – мы, конечно, не будем. Скороспелая… Ни со следователем ты не встречался, ни с теми… пострадавшими, да и апелляция, вероятно, будет… Я сделаю вот как… Сегодня я еду на совещание, там будут генералы из МВД и из прокуратуры. Я познакомлю их со статьей. У них сейчас начинаются большие перемены, немало такого, – похлопал он ладонью по листкам статьи, – выявляется… А ты следи за ходом дела Егоркина. Без пристрастия и гнева собирай материал, а когда завершится, утвердится, напечатаем… Если надобность не отпадет, – улыбнулся он.
Маркин в это же самое время сидел в приемной ЦК КПСС. Приехал пораньше, ждал, когда откроется окошко и начнут записывать на прием. Людей было много. Со всех концов страны приезжали сюда искать правду. Были здесь молодые и старики, женщины с детьми, все печальные, озабоченные.
Стукнуло окошко, и пожилая женщина равнодушно сказала Маркину:
– Москвичи обращаются в горком! Здесь для иногородних. Следующий!
– А где горком? – спросил Маркин.
– В справочном! Не мешайте… Что у вас?
Маркин отошел разочарованный и растерянный. Сколько надежд у него было связано с этим визитом. Горком не то, в горкоме те люди, на которых он шел жаловаться, имеют влияние. Не будут с ними связываться, считал он. К нему подошел седоватый мужчина, слышавший, что он спрашивал, где горком, и объяснил, как добраться до приемной.
Через час Маркин сидел в кабинете приемной Московского горкома партии и рассказывал о невинно осужденном Егоркине.
А в приемной Президиума Верховного Совета СССР ждала своей очереди на прием Варюнька Хомякова. Она приехала сюда с девочкой. Оставить было не с кем. Муж посоветовал ей обратиться к правительству с просьбой пересмотреть дело брата. Колька знал, что даже с ходатайством о помиловании обращаются в Президиум Верховного Совета, значит, суд подвластен Президиуму.
Никто – ни Анохин, ни Варюнька, ни Маркин – не знали о действиях друг друга, не сговаривались.
Только Наташа не верила в доброго дядю, не думала, что кто-то станет ни с того ни с сего заниматься судьбой простого человека. Она позвонила Юре.
– Юра, пришла пора действовать! Хватит разглагольствовать о новой буржуазии, пора ее потревожить… Надо спасать Егоркина. Собирай сегодня пять-шесть ребят, решительных и хорошо владеющих приемами…
– Тюрьму брать пойдем? – засмеялся Юра.
– У меня есть план… при встрече расскажу. Собирай ребят, а я готовиться буду… Сижу у телефона. Операция в десять вечера, собираемся в полдесятого в метро «Киевская-кольцевая» в тупике. Там с одной стороны выход, с другой тупик. В тупике! Запомнил?
– Я это место хорошо знаю…
– И ждите меня, если запоздаю.
Встретились около десяти. Наташа опоздала, но ее терпеливо ждали.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- От Петра I до катастрофы 1917 г. - Ключник Роман - Прочее
- Понять, простить - Мария Метлицкая - Русская современная проза